Расцвет российской бюрократии приходится на годы правления Николая Павловича (1825-1855). Начало царствования ознаменовалось первым революционным выступлением против самодержавия, потрясшим императора до глубины души. Отныне целью жизни для него стала борьба с угрозой революции, что нашло отражение в знаменитой фразе: «Революция на пороге России, но клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни».

Борьбу с революционной заразой царь начал с изучения программы декабристов, чтобы понять причины, вызвавшие выступление, и выработать меры противодействия. Из материалов следствия легко мог быть сделан вывод о том, что подгнило многое в Империи Российской. Вырисовывалась, в частности, и картина невероятного беспорядка и произвола в делах государственного управления. На протяжение всего царствования Николая шла кипучая деятельность по улучшению системы управления и пресечению всяческих должностных преступлений. Каковы же были результаты.

Увы, приходится признать, что сии результаты были более чем скромными. Причина одна: нельзя с бесчинствами бюрократии бороться при помощи той же бюрократии. А в «неудобозабываемое» николаевское время, похоже, иных способов не знали. Правительство знало цену своим чиновникам, знало о том, что живут они только службой, т.е. только взятками. Но радикальное решение проблемы (установление гласного контроля над чиновничеством) попахивало революционностью. Был избран путь, опробованный еще Петром Великим: создание многочисленных органов по «контролю за надзором над исполнением».

Целью всех мероприятий было подчинение всего и вся строгому контролю и опеке со стороны государства, создание системы надзора за исполнением любых решений. Это, в свою очередь, предполагало предельное усиление централизации аппарата, чтобы император мог лично контролировать работу своих чиновников и следить за соблюдением законности. В сем непростом деле помочь ему должна была «Его собственная Императорского Величества канцелярия», а точнее, знаменитое III отделение.

Помимо отслеживания общественного мнения и борьбы с преступным вольнодумством политическая полиция и корпус жандармов занимались и надзором за законностью и порядком в управлении. Жандармские офицеры на местах обладали правом непосредственного доклада начальнику III отделения и были независимы от местных властей. Казалось бы, сеть контрольных органов пронизывала весь государственный организм и должна была пресекать все непорядки, но.. ничего подобного! В результате происходил неуклонный рост рядов чиновничества. Многие отряды этой «пишущей армии» не подчинялись друг другу, каждый боец канцелярского фронта знал лишь своего подчиненного, на которого он «жал» и своего начальника, перед которым был ответственен. Все прочие дела его не касались.

Все попытки расследовать какое-либо дело просто тонули в океане переписки по согласованию и уточнению. О размерах такой переписки говорит тот факт, что в годы правления Николая через Петербургский почтамт ежедневно проходило свыше 6000 единиц ведомственной корреспонденции, а в год пересылалось до 3 миллионов (!) казенных пакетов. Зачастую переписка оканчивалась ничем. В силу громадного количества не подчиняющихся друг другу инстанций (10-11 против 3-4 в Европе) принятие решения всецело зависело от воли чиновника. Соображения законности не играли никакой роли. Исполнительная и судебная власть на местах была уверена, что «законы пишутся для низших сословий, а не для нас» Особенно характерны были подобные настроения для администраторов высокого ранга, подотчетных лично императору. Иногда доходило до курьезов: один из губернаторов сделал представление Сенату с просьбой разрешить ему не исполнять свода законов, ибо он «только что мешает ловить мошенников». Высшим сановникам империи вовсю подражали их подчиненные, для которых закон в лучшем случае был кладезем идей к обогащению. Современники описывают множество примеров чиновничьего разгула. Приведем лишь некоторые.

Для русских крестьян ХIХ века самыми страшными людьми на свете считались попы, исправники, и землемеры. Список, прямо скажем, странный. Но реальность тех лет превосходила самые смелые предположения. Землемеры исполнение своих обязанностей превратили в доходное дело. Проезжая через деревню, устраивали маленькую инсценировку и делали вид, что производят переобмер крестьянских земель. Испуганные перспективой потерять при этом часть земли, местные жители наперебой предлагали «вознаграждение». В итоге «межемеры» получив 20-30 рублей за эту комедию, ехали дальше по своим делам, а мужики радовались, что так легко отделались.

На смену землемерам приходила местная полиция. Не дай бог, если исправник со становым находили где-нибудь мертвое тело! Труп немедленно привозился в ближайшую деревню и населению объявлялось, что назначается следствие и суд по убийству. Начинались допросы, угрозы и подозрения. Повторялась, в несколько модернизированном виде, история Яна Вышатича и волхвов. Чтобы спасти себя от ретивых «Царских слуг», крестьянам приходилось откупаться.

Иногда аппетит вымогателей не удовлетворялся даже суммой в 100 рублей. А. И. Герцен описывает случай, имевший место в Сибири, когда исправник и крестьяне не сошлись в цене: «мир» мог дать сто рублей, обнаглевший полицай требовал двести. В результате он так и сгорел в подожженной возмущенными мужиками избе, не согласившись сбавить сумму откупа. Как говорится, жадность фраера сгубила. Но даже такой конец не мог образумить армию взяткобрателей.

Не последнее место в этом войске занимали российские священнослужители, оказавшиеся подлинными виртуозами взяточничества. Стремление «отцов» определить души паствы прямиком в рай за мзду вошло в предания. Особенно свирепствовали духовные пастыри в национальных районах и местах проживания старообрядцев. Здесь они, призвав в помощь тех же исправников, ревизовали население на предмет соблюдения официальной религии, всеми силами отыскивая малейшие прегрешения. Тут шли в ход порки, арест, открытый грабеж. Жертвам святого произвола приходилось заранее готовить средства «на черный день, когда поп да исправник приедут». К счастью для них, за православными священниками во все времена числилась большая любовь к деньгам и «вину казенному», а старообрядцы водки не пили и денег не жалели…

Вышеперечисленные злоупотребления – лишь капля в море российского произвола, которому поистине не было предела. В просвещенном ХIХ веке лихоимцы уверенно осваивали новые, доселе не применявшиеся способы обогащения. Власти городов, расположенных вдоль крупных трактов, ввели обычай подбирать, «что с воза упало»: подводы, отставшие от купеческих обозов из-за отсутствия лошадей, болезни извозчиков и т.д., забирались вместе со своим содержимым в собственность городничих. А купцам оставалось лишь подсчитывать убытки.

Похожими методами велся в России сбор пожертвований на различные государственные нужды. Совершенно добровольное дело быстро превратилось в добровольно-принудительное. В Москве стопроцентный охват населения пожертвованиями осуществлялся путем введения платы за оформление всех документов, в частности, за перемену паспортов. В других местах действовали по старинке, предавая не желавших платить попечению знакомых нам исправников, которые вмиг перевыполняли план по экспроприации.

Существовали и специфические способы приработка у различных категорий служащих. Столичные пожарные ввели «премии» за спасение от огня частных домов. Чем выше было вознаграждение, тем большую отвагу проявляли огнеборцы. Зато «жадный» погорелец гарантированно оставался без своего добра.

За пожарными последовали чиновники министерства народного просвещения. Им потомки обязаны за рождение Его величества «Блата». К сожалению, неизвестны имена героев, додумавшихся до того, чтобы за 200 и более (в зависимости от учебного заведения) рублей обеспечивать беспрепятственное поступление «нужного» абитуриента. Интересно, что этот способ первоначально применялся в женских учебных заведениях, где окончательный отбор поступивших производился по жребию. Впоследствии полезное нововведение распространилось и на другие области жизни. Воистину, да не оскудеет рука дающего, да не порвется карман берущего! Аминь. А в действительности, скучно от картины такой на свете этом, господа…